Фольклорный ансамбль "Ромашинская слободка"

МАСЛЕНИЦА

Масленица — праздник переходного характера, открывавший цикл весенне-летних календарных обрядов.

Как и по всей России, в Северном Белозерье на масленицу было принято гостить у родственников. В первую очередь это касалось молодоженов, которые начинали гостеванье с четверга масленичной недели. Как правило родители молодой ждали приезда дочери с зятем и специально к нему готовились. Пекли пироги, варили суп — словом, устраивали традиционное праздничное угощение. «Маслена нидиля — только
было розрешалосе масленое йисть. Это вот раньше-то. Уш это маслена нидиля — мяса ни йидят, а раньше рыбу йили, и вот всё штобы тут молошноо. Блины пекли, олашки и соломату мешали. В масленку возьмут винца. Пиво не варили, по-моему, потому што празник этот недоўгой, всёо этот празник один день "кáтальной", дак там эть и гостей не так уш много, ак вино брали» [д. Опрячтно].

Специальные блюда готовили на первую гостёбу зятю (в том числе и на масленицу). К такой ритуальной пище относился «соломат» — толокно, заправленное маслом или сметаной. «Зятья к тёщам так-то приежжали, на маслен(и)цу приежжали. И вот и там
вот, хто свои ездят так вот. Вот у меня у мамы было два брата. Дак эти оба брата всёгда на масленку приежжали с женáм, с йим от ишó и детки маленькие, дак с маленьким деткам приедут». Гостей угощали: «Так жо, как вот на Пречисту всё вот этоо: пироги пекли, суп варили, и всё там, всё приготовляли. Вот тожо сядут, дак супу нальют да пôднесут, да вот
картошка скорóмнаа — на сковороду накрошат с мясом да. Блины тожо пекли, соломату ишшо (и)ногда от мешали да, вот на масле. Ак толокна напарят с ôвса, намешают соломаты» [д. Артово, д. Макино, д. Митрофанова Гора]. «Для зятя дак всёгда мешают соломату. Го(в)орят: "Зять за столом, дак надо соломата!" В любоэ время это: зять прѝдёт, соломату мешают» [д. Зуево]. «Как дочку отдасѝ замуж, да зять приезжаат на перву гостёбу, дак этой уш соломаты намешают. Пока зять не хлебнет, дак нихто — ни гости ни хлебнут! Ой-о-ой! Да на гостёбу приедут уш, эт уш все знают, дак сидят! Потом все йидят соломату-ти» [д. Сукозеро].

Иногда соломат был последним кушаньем, обозначавшим конец угощения. «Зять приходил к тёще. Последнее кушанье — соломата» [д.Логиново, д. Никольская]. «А соломату в последнюю очередь, в последнюю, в последнюю. Как этот в последнюю очередь, знаэшь, энти олáшечки. Ну, а потом уш соломатка, а потом киселёк. Киселек нáа клюквенной из ягодок, сладенькой» [д. Никоново]. «Тёшша уж зятя ждёт, дак напекёт блинов, олашок, там супу наварѝт, холодец сварѝт, тут всяк из яиц наделает и соломату принесёт, вот. Соломату почти што послиднюю. Самую послиднюю носили яишницу — вот тепере яйца-то жарят. Яйца-то, ак это яишницу самую послиднюю, а соломату уш предпослиднюю. Принесут первой суп, холодец ишо сразу в квасý. Это у нас было. Потом супу принесут, потом жаренину можот быть какую ли кашу ли изо пшона (ранше веть рису не было, например, дак пшонную принесут). Потом принесут олашки да блины на одной сковороде. Сразу наверьху олашки намазаны. Толокном насыпаны, масляные. А потом принесут за этим соломату» [д. Хошково]. В д. Задняя Слободка зять, прежде чем приступить к еде, стучал ложкой по соломате — «проверял, не суха ли соломата? Если стукнет по соломате, и масло не появится: "Неси, теща, еще масла!"»

Часто при выносе соломаты над зятем подшучивали. «Зятьéй всё соломатом кормят и топерь кормят. Для зятюшка о масляной и делают. А то зять не знаэт, бывало. Тут у нас один не знал, дак тёшша спрашиваэт: "Чё, зятюшка, тебе — соломатку иль гоголькóў?" А он не знаэт, чё сказать: "Гоголькоў!" А гогольки-то — толокно вот на воду насыплют, да вот и гогольки. Гогольки — это пустоэ. Вот ему гоголькоў. Хохотали...» [д. Задняя Слободка]. По обычаю зять должен был непременно хлебнуть угощение первым. Если он этого не делал по каким-либо причинам, то рисковал получить ложкой по лбу. «В первую очередь наа, штобы зять хлебнуў соломатки. Не хто! Все и сидят, а нет и по рукам колонýт, што: зятю! Твоя очередь вперёд есть соломатата, а потом все. Пока зять не хлебнет, дак уш нихто не хлебнёт. Любишь не любишь, а хлебни. Потом всем покажошь дорогу, што вот нао всем поѝсть» [д. Трифонове]. «Вот как зять сидит дак, первой если не хлебнет соломаты, так уш и зóрят. Как только — в лоб дают лошкой дак! Это што прозёвав соломату зять. Вот зять первой и стремицца, глаза и пýцит, што: принёсут, принёсут соломату, дак наа не обзевать. Нет — в лоб лошкой полуцит» [д. Хошково]. «В любой праздник, когда зять гостил, ставят соломату, а зять должен первый успеть хлебнуть, штоб ложкой в лоб не
получить» [д. Сальниково, д. Парфеново].

Другим угощением, специально приготовленным для зятя, был «кóлоб» — пирог с соломатой. «А колоб: значит, из теста выстрепают корку — ну, там на сковороде на круглой, дак круглую. На противень — так такую. Ну, и намешают мáсленую соломату — масленую-масленую. Ну, и накладýт. Наа только, што(б) не очень густая была: густая она — дак чё? В печке ешо подсохнет, дак. Штобы не густая была. Дак колоб будет симпатичный, вкусный. Ну, и по этой корке раскласть. А потом там краешки загнуть, штобы не выпала соломата. И печется колоб. Раз зять есь, и все гости, какие есь — приносят не одному зятю! Ну, для зятя колоб уш, как говорицца, и для зятя испечён, а ешьте все!» [д. Макино]. «Колобок и сицяс делаём. А в празники всегда колобок! Когда девушка замуж-то выйдёт, дак вот зятю-то и говорили, што для зятя нао колобок испечь. В гости идёшь — и колобок уш там у матери испéчен» [д. Сидорово]. «Колоб пекут у нас всё больше зятю, когда зять приеэт в гости, то ему уш в перву очередь — колоб. Колоб: там из теста таку корку сделают, накладут соломáты хорошой — уш на одном на масле там шобы она вся. Вот эта испекут это зятю, когда зять приедет в гости, дак. Знаэт как, што зять приехав, дак уш: "Да зять, ак наа, — гоорят, — колоб испечѝ!" Да и на масленицу ведь дождут (а другие и не только в масленицу, дак), на стол принесут: "Да, сёдни, — говорят, — для зятя ак колоб испекла!" Да и все это едят. А уш это так-то всё: "Для зятя!"» [д. Ушаково]. В Пиксимовском сельсовете колоб выносили к столу разрезанным, и угощался им не только зять, но и все остальные гости в любом порядке. «А делали, пекли колоб. Колоб тожо на гостёбу, на это, когды приедут, дак колоб розрежут на тарелку на чётоцьки [=ломтиками], принесут, дак: "Ешьте уш!" Ели все: нет, колоб дак нецё не первой, а соломату дак уш зять первой» [д. Сукозеро].

В Ивановском сельсовете колоб делали не только когда новобрачные приезжали к родителям молодой, но и если теща шла в гости к молодоженам в масленицу либо в другой праздник или свободный день. «В любой день пойдёт, например, ковды она вздумает. Ей свободно — она пошла гостить к дочке: там же обычно зять есь! Она уже этот первой пирог, кóлоб несет к зятю. Соломату мешаэт на голом на масле. А соломата — толокно делали раньше. Сделают корку и тут накладывают вот эту соломату. Вот это назывался колоб. Не на праздник это, а как приходит тёшша к зятю в гости. В любой год хоть до самой старости. Это уш обычай: тёшша идёт к зятю, ак нао колоб печѝ» [д. Мытчиково].

Таким образом, угощение зятя в масленицу соломатом и колобом не являлось исключительно масленичным обычаем. Так, например, колобом кормили зятя и в престольные праздники и на Пасху, а соломатом — в троицкое заговенье. Срок первой «гостёбы» обычно зависел от срока проведения свадьбы и мог приходиться как на масленицу, так и на последующие или предшествующие ей праздники. «Колоб, дак на празники. А празники около Смоленской были. Вот у ково масло есть да толокно, вот и сдела(а)т. А у ково нет, дак и не сделаат. И не обезательно на Смоленскую — а могли испечѝ раньше Смоленской, пожжэ Смоленской могли испечѝ и всё...» Кормили колобом зятя, но вместе с ним угощались и другие [д. Гавриловская]. «В троицко(е)-то заговенье тожо соломату делали» [д. Сидорово]. В Киснемском сельсовете зятю на Пасху также полагался колоб, правда, к нему еще прибавлялось и решето вареных яиц. Угощать могли как в доме родителей молодой, так и в доме ее мужа, куда с этой целью приходила теща.
Описанные выше обычаи и обряды относятся скорее к послесвадебному, чем масленичному циклу. Традиционная обрядность, связанная со вступлением в брак, не ограничивалась собственно свадьбой, так как молодые должны были пройти еще целый ряд испытаний, позволявших им окончательно утвердиться в новом качестве, закрепить брак в сознании общины. Взаимная гостьба и ритуальное угощение зятя были призваны обеспечить породнение сторон. При этом соломат в старину символизировал приобщение к другой семье и покровительствующим ей духам предков.

Среди распространенных на масленицу обычаев наиболее популярным было катание на лошадях. «Катались на Ивановской вокруг домов. Круговая дорога была, там катались на санях. И молодых катали. И парни, и деушки — все йѝздили» [Зуево]. «На масленке катались на лошадях. В воскресенье с обеда до потёмок, какие гуляют и до ночи. Саночки дубовые, полоз узенький. На спинку накидывали ковры, простыни с подвесами. Катались по кругу: из Парфеново на Тимино и обратно по другой дороге. Много, по десять лошадей, ехали» [д. Парфеново]. «В масленицу молодёжь, хто имел сани хорошие, лошадь хорошую — запрягал и девушок катали. Так называлось: "катали". Ну, а девушке за это — уважение» [Парфеново]. «На кóнях катались в масленку. Запрягали кóней. Девиц катали любоўники, ухажоры были. Сани были, дуга была у тяти такая цветами зелёными так — выезная дуга была... Заквáшивали кóней [=держали] и не пускали коней» [д. Мыс, д. Сальниково].

Местной особенностью являлось то, что девушек катали не только парни, но и взрослые мужчины и даже старики, которых молодежь нанимала («поряжáла») для этого за определенную плату. «О масленку на санках катались, даже на дровнях — единолишно жили, дак. Дровни вот выпрягом и вот на дровнях катались. Вот у нас дедушка Мóхо(в)а поряжáли. У ёó были дровни (эти, розвальни такие дереанные, дак). Вот он нас посадѝт, по дерёвням катаат. А мы писни поём: сидим у ёо в санях, а он нас на своём (рыжий быв у ёо) по дерёвням возит. Дак мы ёму этот, летом пожнём подём — пó дню жать. Это маслянка, о маслянке нас катали. Это сéдем — нас элака куча, повные сани, и он нас, старик (шубу надинёт), нас по дерёвням и катаэт» [д. Мытник].

Сани и лошади по этому случаю специально украшались, так как катание было ещё и своеобразной демонстрацией достатка и благополучия. «Тряпочек красивых навяжут лошади на лицо» [д. Мытник]. «На лошадь там ленточек всяких напривязывают да, бантиков наделают да...» [Макино]. «Сани были красавицы! Особенные. Сани в черную краску [красили]. А последную оправу различно. Витая была, в виде спирали. У ково золотистаа, у ково серебристаа. Сани так делали, дак у-уй!» [Парфеново]. «Сани раньше всегда красивые были. Были черные, коричневые, разрисованы все вот как, например, деревянные чашки-поделки, всё цветами розрисовано. Все санки такие небóльшинькие. Ну, в эти санки не ахти войдёт и народу, маленькие саночки. Назывались санки "дубовые". Не знаю, из дубá ли, нет ли, но "дубовые"» [Макино].

Сама процедура катания выглядела так. Украсив сани и лошадей, парни съезжались в одну из ближайших деревень, где была круговая дорога, подъезжали к ожидавшим их нарядным девушкам и приглашали знакомых прокатиться. После чего катали тех, кто соглашался, два или три круга, высаживали их и приглашали кататься других. Катание производилось небольшими компаниями. «Ребята приежжали, дак девушок катали. Там парень если вот прийѝдёт, так девушок штуки три-четыре посадят в сани. Вот и вместе каталисе — это вот если свойих знакомых вот естли вот. Вот подйѝдут, остановяцца (вот так вот стояли — на улицах [девушки] стоят, платки эдакиэ большие накинут, эти вот старинныэ, стоят), подходят: "Давайте садитесь!" — вот и приглашают. Это уш знакомыэ йим. А едет скоко хочешь, там кода скоко укатяцце» [Артово]. «Молодежь так молодежь и ес(т)ь. Ну, а так это запрягут лошадей да, одних прокатят там раза два ли, три ли, да высадят, да других посадят да» [Макино]. «Катание было на масленицу. Катались ребята на лошадях. Подъежжают, а мы выходим гулять на дороге, вот. Подъежжали, приглашали садиться: "Садитесь, с нами прокатимся"» [с. Вашки].

Вот довольно подробное описание масленичных катаний в южных местностях района. «На масленку у нас празники. Вот сёдни четверьг, сёдни на Палшему поехали. Завтра пятница — завтра поехали в тот угол. Там вот была Лукьянова да, Юрина да — на Муньском, дак. В субботу в этом углу [=на Волоцком]. А в воскресенье уш у нас, в Естошево. Вот тут у нас ломяцца: дереўня-то этакая большаа, барошней-то робята катают, из-за барошней-то роздеруццэ, кольё-то ломают. Ой, батюшки-свет! Девки-то всё розукрашоны, в фартуках, на подушках сидят! Сани-то хорошиэ. С гормоньей-то еднé [=некоторые]. Ой, хорошо-то было коль! А эть едны-то и похáют, го(во)рят: "Ой, тут-то дак и лошадь-то добрá, да и сбруя добра, да и сани добры, а и платьё-то ишо добрей, а в платье-то дак говно!" Девок похáют, ак чё? Худыэ дак худыэ, некрасивы(е). Лошадь вся, вся: (во) всяких бантах, всяких, всяких тут кустиков так навешают, так на всю и сбрую, и всё тýто-тко. Дак еднóй [=какой-нибудь] парень лошадь-то загонéит. Так приѝдет ко крыльцу-то, ак батько-то будет ёо за эту лошадь-то: трясёт-трясёт — што лошадь-то загнаў! Ну, и нас-то ишо катали — как маленькии, так мы-то ишо не девишничали — дак у батьки лошадь запрягут, так тожо робята-то нас-то ишо посадят, покатают. А мы робятам-то ишо яйцо подаём о Паске — покатали нас, так» [д. Естошево].

В благодарность за катание девушки одаривали катавших их парней яйцами в Пасху или Троицу. Так, по свидетельству из Роксомского сельсовета, если парень катал девушку на масленице, то она дарила ему яйца: «О Пасхе, так и готовят, што надо яйцы, кому должна» [д. Веселая]. То же в других местах района. «О масленке на кóнях у нас катались. Кони-то хорошие, бойкие у всех дак. Насадят да нарошно заедут в сугроб да, пе(ре)вернут этих барошень всех да, в снегу укатают да. А в Пасху этим, хто катаэт, дают десяток яиц» [д. Задняя Слободка]. «Которых девушек ребята катали вот, в Пасху надо было христосовацца и яйцо дарить. Не знаэшь, как это яйцо подарить! Крашено(е) яичко за то, что тебя покатал. Всем [кто катал] по яичку дать» [с. Вашки]. «Парни девок приглашали катацца, кругов пять прокатят — два яйца надо в Пасху отдать» [д. Митрофанова Гора]. Катание на лошадях в масленицу в старину, вероятно, было не только развлечением, но и связывалось с аграрной магией. Считалось, что чем больше прокатаешься, тем лучше будет урожай, выше лён («Вот на лошадях-то и катались, штобы лён был» — Вашки), поэтому, катаясь, старались сделать как можно больше кругов.

В праздничном выезде на масленицу принимали участие не только холостые парни и незамужние девушки, но и молодые семейные пары, живущие в браке первый год. «Молодые приходят к родителям на масленицу да. На масленице это уш последние дни — с четьверьга ранше празновать начинали. Кресный жениха и приглашаэт в гости. И вот едешь на лошадé, значит. Погостишь, а вот субота и воскресеньё, значит, каталисе в маслянке — по деревням» [д. Сидорово]. Молодожены «у своих, у кажново гостят. Ну, это у жениха это у своих, и у невесты у своих. Это кажный созовёт. Это "отвóдины", это на "отвóдины" йиздили... У лошади на шее-то эти, колокольчики, ак только названиваэт! А глупéли тожо чё-то над йим [=молодоженами]: чё-то делали, каку-то, што зафатить [=захватить] (нáо)» [д. Новая Деревня]. Повозчиком молодоженов был обычно кто-нибудь из близких родственников. «Молодых кто-нибудь из родных катал, по кругу, по Ивановской. Раньше посерёдке дом большой был, вокруг него катались» [д. Митрофанова Гора]. «Ранше молодыэ — это вот женяцца, дак "молодыэ" — дак от есть катаюцца двое, а третий си(д)ит — по(в)озчик — лошадь держит, вожжи» [д. Артово]. «Ак это молодых катают на лошадé в санях — в санках... Ну, березовые, березовые. У коо простые, у коо красивые. Молодых катали, дак. Вот nepвоо гóду, как женят» [д. Поповская].

Сани новобрачных также были пышно украшены. Это делали не только для демонстрации богатства вновь созданной семьи, но и для того, что¬бы окружающие могли сразу отличить катающихся молодоженов от других пар. «На сани такý вышивку от вешали, што это молодые едут. Ну, вот там на матерьяле да вышьют узор такой строчнóй — ну, всяким тут всяким цветáм узоры. Ранше всё больше на коленкоре вышиты тут этим, цветáм: такой вот как скатёрка вышивка. На эти, на сани взади навешают. Это видят, што молодыэ катаюцца» [д. Артово]. «Сани украшены, простыня с мысáми [=кружевами] по спинке» [д. Митрофанова Гора]. «Уш там лошадь снаряжона как надэ, блестяшшоэ всё было. Сами, жених и невеста уш там и подушки — в сани (пóшовни раньше у нас называлисе) по подушке складёшь и одияло, одияло. Какой-нибудь коврик такой красивой, домотканной вы(в)эшивали сзади. У-уй! Лошади как нáгнаты, што как птицы: лошадь за лошадью, лошадь за лошадью! Вот так» [д. Сидорово].

Обычно увидев молодых, их задерживали и требовали подарки, иногда заставляли целоваться. «На масленицу молодых задерживали жердью. Подарков с них ждали — конфекты, пряники. Вина не было. Говорили им: "Поздравляем с законным браком!" Те должны целоваться и дарить» [д. Парфеново]. «Молодыи парни захватят лошадь за уз(д)цы, не пропустят да. Задерж(и)вали лошадь и молодыи целовались» [д. Веселая]. «Ну, вот оне, молодыэ, едут, там естли мы шли, подскочит, лошадь захватит за узду — да и остановѝт. Останáвли(в)али, штобы: "Наа, [штобы] поцеловалисе!" Вот остановляюцца, былó и поцелуюцца, опять сядут на место — и поехали!» [д. Артово]. «Парни или мужики остановят, молодая встаёт, поклоницца, молодой встаёт, поцелуюцца, опять поклоницца и поедут» [д. Митрофанова Гора]. «Остано(в)ят: вот вожжи захватят да остано(в)ят да — пока не поцелуюцца, дак не отпустят. Дак те чёо? Поцелуюцца, ак те остануцца да опýстят вожжи, да и всё! Пока не поцелуюцца, оне постоят тут, ни уйдут» [д. Трошино]. «Захватывал хто хочет, у коо сила заберёт, хватали лошадь. Становят и выкупают. Вино дают и поцелуюцца, поклоницца невеста или там молодая» [д. Большая Чаготма]. «Это тожо — заставляли целовацца, как поймают лошадь. А ѝдёт, дак кýцёр не давает, штоб не смог поймать — ты вот хоцёшь поймать дак. А другой ловкой сымет, дёржит. Тут уже цолуйтесь!» [д. Гавриловская].

Другой масленичной забавой было катание с гор. «Играют да с горы катаюцца да, на чуночках да. Место горѝстое, дак на снегу катáлись. Ничё не заливали, потом утопчецца, дак» [д. Слизово]. Катались по-разному: и на дровнях, и на чунках; и вместе, и по одному. Причем катались не только дети, но и взрослые. «А горки! Мы с этих горок не сходили всю зиму. Не то што на чунках, дровни привезут, и на дровнях. На дровнях — большой кучей. А потом опять закáтят (этой же кучей закатывали на горку дровни) — и опять. Уже мы взрослые это катались. Это в масленицу, не всё время» [с. Вашки]. «Деревня как на горке стоит. А пóд гору, значит, как по праву руку туда, по-за деревней, ну, как за дворами-то под гору туда, и, бывало, сделаны такие катки, што от деревни до самого лесу доедешь. Прокатяцца раз на лыжах, а потом на чунках на этих же. А то бывало брали пóдчунки — бревна-то мущины возили, дак дровни, да эти брёвна везти, ак надо щё пóдчунки. Ну, да от ково ли отвяжут подчунки парни да, вот на подчунки, там несколько челоэк. А вот оттуда, от лесу и бреди по снегу. Водой не поливали — хитрó это поливать, если от деревни до лесу там с килóметр с хороший будет, а то и больше» [д. Макино]. «Вот парень еси там коó надо прокатить, какая нравицца девушка, дак это приглашаэшь што прокатить. Меня, например, пригласят, а он мне не нравицца, дак вот и не пойдёшь. И начнём — остановимсе с девкам — мы начнём-то ругать-то ребят по прозвищу, по прозвищу ругать, не садимся никак в санки-то, ездить, катацца это. Да ишо частушку составим, да ишо — я сама эть сочиняла частушки... [Вечером] это все утихнут все, а мы давай катацца: сани-то надо украсть в колхозе и дроўни. На дроўни доски кладём, все-то усядимся, да все-то гурьбой-то да. Другой раз ребята-то взади едут да чё ли там подбороздят, а сани-то опрокинуцца, да мы все кубарем по гору-то! Ой, все обдерёмся-то, искалечимся-то!» [д. Ивановская].

Для катания часто изготавливали специальные приспособления из толстой доски, нос которой несколько заострялся и подтесывался кверху. В середине выдалбливалось небольшое углубление или прибивалась скамеечка для сидения. Назывались они чаще всего «лодкáми», «лодейками» или «катóшницами». Катались на них поодиночке, стоя, а дети — лежа. «Снегу накладвали, водой обливали, штобы дальше туда. Это мы сами (и)що делали, небольшии мы ищо были, ну, подросткам. Катались на чунках, на доскáх, лодейки были элакие. Дереянные сделают, ну, так: элак носочек штобы поднялсѝ ишо сделают, штобы ставать, да элакие деревянные, ручки сделают: покатишь и за ручки дёржишься, (а) взади стоит. Как корытцо, невысокое, небольшиэ дошшечки были. Они как окатаюцца, так сами [едут]» [д. Мыс, д. Сальникове].

Иногда помимо обычного катания на санях катались по жердям, облитым водой. В этом случае скатывались, стоя на ногах. Задача заключалась в том, чтобы не упасть. «А мама рассказывала, у них делали еще (этово я не видала, но она рассказывала): две жердѝ вот так вот [=параллельно] с горы спускаюцца, и вот эта вот тарпѝночка так вот. И там вот эти жерди тоже обливались. И вот катались, штобы не упасть. Катались на ногах» [с. Вашки].

В Вашкинском районе было известно также «кружáло», т. е. своеобразная карусель, состоявшая чаще всего из двух жердей, прикрепленных крест-накрест при помощи тележного колеса к вмороженному в лед колу. К жердям привязывали сани, которые ездили по кругу. «Кружало сделают, так чё-то вертят, так это санки-то кругóм этово места и вертяцца. Ну, раньше назывались не санки, а чунки. Раскручивали так, што вылетали из саней» [д. Макино]. «У нас "карусель" звали. Вот это сделают машину такую: привяжут колесо, жердь привяжут и пóдчунки (лес возили на подчунках). Посадят не одну — подчунки-то болыииэ. А после масленки на другой день, в Чистый понидильник — все уш тут! Подчунки оберают — всё уш тут...» [д. Естошево].

Развлечения молодежи этим не исчерпывались. Часто на масленичной неделе парни собирались у кого-нибудь в избе и играли либо в карты, либо в лодыжки. «Я дак не играла, а к нам собиралисе к брату ребята. Прѝдут, дак играли в карты в маслянку. Да, это ребята взрослые были. В карты играли и в лодыжки потом играли» [д. Слизово].

Ритуалы проводов и сжигания масленицы в Вашкинском районе отсутствовали. Цикл масленичных обрядов завершался в «Чистый понедельник» — первый день Великого поста. Название этого дня отражает присущую для него символику очищения перед наступающим постом. В этот день обычно не работали [д. Сидорово]. «В чистый понидильник баба пойдёт гулять, а мужику: "Парень, истопи-ко сённи байну. Веть нао нам и помыцца. Сённи Чистый понидильник". Ак эть какой как настояшшый мужик, пýтней, дак истопит, а какой как не путней мужик, так: "Ну тебя к такой матери, чудо, буду я байну топить!"» [д. Естошево]. Считалось, что помывшись в бане в Чистый понедельник, избавишься от всех кожных болезней и паразитов. «Малюсенькой была, это слыхала, што хто в понедельник баню топит, дак это вшивой, овшѝвел» [д. Макино].

В Чистый понедельник было принято доедать все, что осталось после масленичной недели. Это называлось «охарáточки подбирать». «Ак уш знают-то уш, што больше уш бутывки нету: "Высохло всё!" Ну, а элак-то не требовали, как уш нонь-то требуют. В гости-то и йѝздят кажный — подберают всё охараточки, доедают-то. Дак ведь не готовяцца уш на это, в понидильник уш. Чё от вчерашнёо осталосе только! Охараточки, дак это последнёё всё, што: "Всё, робята! Всё-то дóпито, дойѝдено!"» [д. Сукозеро]. «Доедали, што было напечёно на масленицу. Ну, понедельник, Чистый понедельник — и всё...» [д. Парфёново]. Любопытно, что в д. Естошово доедание остатков считалось чисто женским обычаем. «В Чистый понидѝльник посли масленки тожо собиралисе вот и женшыны, там выпить тожо, пирушку устраивали. Днём собирались, вечером уш не ходили. Напьюцца пива, пляшут. [Закусывали] всем посным: капуста, рыжики (ну, раньше эть огурцей не садили, не было), картошка, уха, рыба на масленку уш кажный год была. Рыбы возили раньше. Это перед масленкой, так по деревне едут и едут, и не один обоз пройдёт. А уш это тут вечором всё [скоромное] ишо ухýтят большухи из избы: ухутят — спрятают, оберут от нашоо брата, всё супрятают. Всё, всё, всё уберут, всё уберут. Соломату и ту вынесут — в ту [=летнюю] избу поста(в)ят в печь. А мы возьмём да и украдём, съйидим всю. До семи годоў у нас поп разрешал, молоко малышам давали. А уш с семи годоў, только если дают, што какой заболеэт. Ну, дак вот попа привезут, да поп скажет, што: "Вот розрешаю што этому-то, пока не ожи(в)ёт"» [д. Естошево]. Доесть оставленную пищу нужно было обязательно, по¬скольку несъеденные куски считались «погаными» и оставлять их на Великий пост было нельзя. «Поганые куски доедали, хотя начинался Великий пост, вот. Это называли "поганые" куски, но доесть их надо, выбрасы¬вать нельзя» [с. Вашки].

Если у кого-либо оставалось пиво, то в этом случае тоже приглашали соседей допить остатки. Оставшееся «на дрожжах» пиво допивали не только в Чистый понедельник, но и в другие праздники.

Главными действующими лицами некоторых обрядов и обычаев первого дня Великого поста были новобрачные. Таков, к примеру, обычай «косьё подбирать» — катать молодых в снегу. «Ежели выйдут молодые, дак и подойдут к ним, дак и в снегу накатают молодую. А как жо, да, катают!» [д. Сидорово]. «В Чистый понедельник — "косьё подбирать". Поваляюцца в снегу, парень девку свалит в снег да накатает да. Шалят, тот и другой тут, балýюцца. "Косьё подбирали"... Верно, катаюцца, так косьё ростеряют. Она не поддаёцца, он берёт её и хочет свалить в снег, а девка не поддаёцца ему, вот это и повозяцца эдак» [д. Мыс]. Одна из мотивировок этого обычая — «собирание костей», растерянных девушками во время катания на масленицу, которое нередко со¬провождалось вываливанием катающихся в сугроб. «В Чистый понидильник: "Нао сённи косточки сбирать. Вчера каталисе на улице, так сённи нао косточки сбирать!" — будто кости ростерéли. "Сённи, деўки, пойдёмте к этой [=горке], там косточки сосбирáэм да» [д. Естошево]. «Это вот пройдёт вот маслено заговеньё, и в Цистый понидильник, на второй день: "И сёдни, робята, бегите собирайте костоцьки-то!" Это, ишь, катаюцце, дак это...» [д. Опрячкино].

Чистый понедельник завершал череду масленичных дней, после чего начинался Великий пост с его будничной суровостью, и веселье прекращалось до Пасхи.

Островский Е. Б.
("Духовная культура северного Белозерья: этнодиалектный
словарь". Москва, 1997. С.213-223)